Зруйнована всесильним почуттям, так втомлена самотнiм iснуванням... Чи варто говорити про кохання, тоді, коли прощаєшся з життям?
Название: 13-24а
Автор: Serizava Aya-san
Бета: lintares aka linami
Пейринги: Нишикато, РёПи, Пин
Размер: миди
Жанр: angst, немного romance
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: В тексте присутствует мат, один. Много специфической лексики, на которую идут сноски в конце каждой части.
Саммари: «Он, в общем-то, надеялся, что направление на практику придёт в какую-нибудь префектурную поликлинику общей направленности. Но никак не в частное, основанное на меценатские средства, профилакторно-лечебное заведение.
Лучше бы оно называлась «Городская психиатрическая больница №9» или «№6», но, увы, на документах прямо под его фамилией, написано «Наркологический диспансер при психиатрической клинике имени Акиоши Китаоки»».
Примечания: работа с JE-au.
Думаю, кто хотел - уже прочитал, но решила выложить и сюда.
читать дальше
1. Адаптация
Если не знать, где ты находишься, то по дизайну приёмной можно подумать, что пришёл в салон красоты или в частный стоматологический кабинет. Люди на фотографиях, все как на подбор, улыбаются идеально-красивыми улыбками во весь стандартный набор зубов. Впрочем, как и секретарь.
- Шигеаки-сан, Вы можете войти, - сверяясь с часами, говорит она и снова утыкается в экран ноутбука.
Шиге немного мнётся возле двери и, постучав, заходит.
Женщина средних лет, со слащавыми интонациями в голосе, восседая по другую сторону массивного стола, сообщает ему, что с документами из университета всё в порядке, рекомендательное письмо пришло в строго указанные сроки и что в следующий раз увидеть она его хочет только по окончанию практики для подписания необходимых бумаг. Шиге отвечает ей предельно вежливо, кланяется и идёт прямо в ординаторскую.
То, насколько нормальной выглядит больница, почти пугает. И, наверное, впервые, Като жалеет о выборе именно этой специализации.
Он, в общем-то, надеялся, что направление на практику придёт в какую-нибудь префектурную поликлинику общей направленности. Но никак не в частное, основанное на меценатские средства, профилакторно-лечебное заведение.
Лучше бы оно называлась «Городская психиатрическая больница №9» или «№6», но, увы, на документах, прямо под его фамилией, написано «Наркологический диспансер при психиатрической клинике имени Акиоши Китаоки».
Шиге действительно страшно. Потому что всё то, о чём он читал в учебниках, скоро превратится в реальность. И зубодробительные диагнозы обретут свои, вполне конкретные, лица.
Из вязкой атмосферы коридора он попадает в бурлящую мешанину белых халатов. И не с первого раза слышит, как его зовёт полная женщина возле стойки.
- Новенький? – спрашивает она. - Шигеаки Като-сан?
Шиге замедленно кивает и подходит ближе.
Она кивает ему на другого врача, вталкивает в руки две папки – синюю и белую, подсовывает какой-то бланк на подпись и возвращается к, как показалось Като, сортировке рецептов.
Мориюки-сенсей, его куратор, выглядит уставшим и совершенно не впечатленным ни его рекомендательным письмом, ни заверенным печатью формуляром с успеваемостью.
- Итак, на первом этаже находится поликлиника и стационар. В синей папке информация о твоих часах приёма и бланки на подпись присутствующего врача. Там же информация о расписании уборки в кабинете, расписание смен медсестёр и график сдачи ключей.
Шиге просматривает документы из папки, кивает и уже чувствует себя полным придурком.
- Третий этаж – палаты для пациентов с расстройством личности, - продолжает куратор, - там свой график посещений и смен персонала. И к тебе этот этаж не имеет никакого отношения.
Шиге в целом рад, что ему не придётся иметь дело с расстройствами личности. Там и с реабилитацией сложнее, и более многогранные нюансы подхода к пациенту.
- Четвёртый этаж, можно сказать, общей психиатрической практики. За тобой же, - Мориюки-сенсей вопросительно смотрит на Като, убеждаясь, что тот всё ещё слушает, - закрепляется палата на втором этаже.
Шиге подавляет в себе желание громко сглотнуть.
- Наркологическое отделение и отделение постшоковой реабилитации. Там 30 одно-, двух- и трёхместных палат повышенной комфортности. По сути же изолированные боксы без возможности посещений. На папке, белой, - уточняет сенсей, - ты видишь порядковый номер. Первая цифра – это закреплённый за каждым врачом порядковый номер. Для постоянного персонала – это числа от двадцати и дальше, практиканты – от единицы и до девятнадцати.
Шиге чувствует, что от обилия числительных голова начинает болеть. Он переводит взгляд на белую папку и её порядковый номер. 13-24.
- Как видишь, за тобой закреплён номер 13, - Шиге в ответ продолжает кивать,- Вторая цифра – это номер палаты. Буквы после второй цифры присваиваются пациентам в палате, в порядке поступления.
- Буквы? – переспрашивает Като.
- Так проще вести отчётность. В папке информация по твоей палате. С буквами, фамилиями и диагнозами. Изучай. Через полтора часа вместе идём на первый осмотр, - заканчивает вводную речь куратор и удаляется в сторону кофейного автомата.
Шигеаки открывает папку и читает: «24а – Нишикидо Рё. 24b – Ямашита Томохиса».
Като садится в неудобное кресло возле стола с россыпью рекламных проспектов, пытается взять себя в руки и снова открывает папку.
«24а – Нишикидо Рё, 25 лет – абстинентный синдром, на фоне кокаиновой и барбитуратной зависимости, аффективный психоз, наркотический делирий».
«Охренеть», - думает Като.
Выхватывая отдельные фразы из истории течения болезни, Шиге уже примерно представляет, с чем ему скоро придётся иметь дело.
Активная фаза вегетативной симптоматики абстиненции уже практически прошла, зато психопатологическая как раз на своём пике. И Като надеется, что за палатой закреплено достаточное количество санитаров. Потому что страшные истории про психопатическую фазу кокаиновой абстиненции он помнит и из учебников, и по рассказам семпаев.
«24b – Ямашита Томохиса, 24 года – истерический ступор на фоне катастрофического стресса».
Шиге читает внушительный список прописанных пациенту препаратов. Ему кажется, что к реабилитации пациента с таким диагнозом он морально готов больше. Учитывая, что в этом случае ни санитары, ни принудительное обездвиживание явно не понадобится.
Вот только странно, что эти двое помещены в одну палату.
Через полтора часа они уже поднимаются на второй этаж. Дальше налево по коридору. Двадцать четвёртая палата.
Шиге чувствует, что сейчас у него начнут подгибаться колени. Он в сто пятьдесят первый раз поправляет бейджик, приглаживает волосы и одергивает края белого халата. Он и сам понимает абсурдность своего поведения, но это самое адекватное, что сейчас он может сделать вообще.
-Готов? - интересуется Мориюки-сенсей. Шиге кажется, что на этот раз в его голосе слышится чуть ли не сочувствие.
Като коротко кивает и решает оставить сто пятьдесят вторую поправку бейджика на потом. Сенсей достаёт из кармана электронный ключ, такой, какие Шиге видел до этого только в лав-отелях, и открывает дверь.
- Добрый день, - слышит Шиге голос своего куратора уже по другую сторону дверного проёма и понимает, что и ему не мешало бы зайти.
Первое, что попадает в поле зрения, когда он переступает порог палаты – это разбросанные по полу листы бумаги. Шиге поднимает один из них и видит бессвязные обрывки фраз и беспорядочное пересечение линий. Он поднимает глаза на сенсея.
- Один из видов терапии для Ямашиты-сана, - объясняет он.
Почерк очень красивый, разборчивый, отмечает для себя Като.
- Ямашита-сан… - повторяет Шиге и открывает папку, чтоб перечитать показания, - Ямашита-сан… 24b…
- А и Б сидели на трубе. А упала, Б пропала, что осталось? – нараспев раздаётся из противоположного конца палаты. Голос хриплый, сорванный.
Шиге чувствует, как у него становятся дыбом волосы. «24а», - думает он про себя.
Худой, если не сказать тощий, рукава белой больничной пижамы открывают исполосованные шрамами и покрытые кровоподтёками руки. У него спутанные чёрные волосы, глаза кажутся огромными и чёрными на худом лице, а улыбка – широкая, открытая, такая, которая совершенно не вяжется ни со сгорбленной спиной, ни с искалеченными руками, ни с общей атмосферой палаты.
Като не сразу понимает, что смотрит на его руки уже примерно целую вечность. Нишикидо Рё сидит на своей койке, свесив ногу. И исподлобья наблюдает за Шиге. Мрачноватым, но заинтересованным взглядом, всё ещё улыбаясь.
Шиге поворачивается к Мориюки-сенсею, чтобы задать вопрос, но, не подумав, отвечает на него сам.
- Наркоманы во время психопатической фазы абстиненции склонны к попыткам суицида, - как на практической лекции.
Последнее, что видит Шигеаки, прежде чем куратор не совсем тактично вытаскивает его из палаты – как улыбка пациента 24а сменяется оскалом.
Шиге долго возится с замком. Тёмная прихожая привычно встречает немного затхлым запахом пыли. Чем-чем, но излишней, по его мнению, чистоплотностью он не страдал никогда. Спотыкаясь о разбросанную им же утром впопыхах обувь, Като таки добирается до выключателя.
Когда он заходит в комнату, то вся обстановка кажется почти потусторонней и слишком обыденной. Полумрак. Пустой холодильник. Ящик пива в углу. Разбросанные по полу бесполезные конспекты. После первого рабочего дня кажется, что то, к чему он себя готовил, те цели, которые он перед собой ставил, время, потраченное на рефераты и лекции – это всё какая-то далёкая и глупая выдумка. И оказывается, чтобы теперь идти дальше, нужно срочно всё переоценивать и как-то привыкать к тому, что реальность оказалась немного другого цвета. Первый рабочий день, первые пациенты, первый выговор – этого как-то слишком много, слишком ярко отпечаталось в сознании. Шиге почти уверен, что слово «наркоман» навсегда вычеркнуто из его лексикона.
И с этой растерянностью, если не сказать – паникой, нужно что-то сделать до завтра. Приоткрытое окно, пиво и тихая музыка в наушниках немного помогают прийти в себя.
Только белая папка, лежащая на столе, всё так же пугает. Она сама по себе не значит ничего. Но в совокупности с диагнозами, фотографиями и общим впечатлением значит так много, что Шиге готов уже послать всё на хер и выкинуть её в открытое окно. Чтоб больше не видеть эти глаза.
Больные глаза пациента из белой папки 13-24.
комментарии к части
Адаптация — процесс приспособления к изменяющимся условиям внешней среды.
Расстройство личности — вид психического расстройства в клинической психологии и психиатрии. Тяжелое нарушение характерологической конституции и поведенческих тенденций индивидуума, вовлекающее обычно несколько сфер личности и почти всегда сопровождающееся личностной и социальной дезинтеграцией.
Абстинентный синдром — синдром физических и/или психических расстройств, развивающийся у больных наркоманией и алкоголизмом спустя некоторое время после прекращения приёма наркотика, алкоголя или уменьшения их дозы. Абстинентный синдром является составной частью синдрома физической зависимости.
Абстинентный синдром при всех формах наркомании представлен двумя основными группами симптомов: симптомы психопатологические и симптомы вегетативные, соматоневрологические. Выраженность этих групп симптомов разная для различных форм наркоманий, например, при барбитуромании выражена психопатологическая симптоматика, на опиомании и гашишизме — вегетативная. Выраженность симптоматики абстинентного синдрома при одной форме наркомании пропорциональна интенсивности предшествующей наркотизации.
Аффективные психозы - это группа психических заболеваний, протекающих в основном с аффективными синдромами (депрессивными, маниакальными или смешанными).
Делирий — психическое расстройство, протекающее с нарушением сознания (от помрачённого состояния до комы). Характеризуется наличием истинных преимущественно зрительных, галлюцинаций и иллюзий, и, как следствие, — вторичным бредом; наличием эмоционально аффективных нарушений, сенсопатиями, затруднённой ориентировкой в окружающем мире, дезориентацией во времени. При этом сохраняются осознание собственной личности и опасностей. Эмоциональное состояние больного зависит от характера галлюцинаций. После выхода из делирия — частичная конградная амнезия (амнезируются реальные события и болезненные воспоминания). Больной может быть опасен для себя и окружающих.
Истерический ступор - вариант истерического психоза с аффективным сужением сознания и обездвиженностью. Типичными признаками расстройства является застывание в выразительной позе и аффективные реакции на значимые впечатления (например, слёзы).
Катастрофический стресс - реакция на исключительно тяжелый соматический или психический стресс, характеризующаяся нарушением адаптивного поведения, выраженной тревогой и шоковым состоянием.
2. Корреляция
Здесь всё белое. От стен до ножек стульев и подоконников. Больничная одежда тоже белая, как и халаты медперсонала. Поэтому иногда не понятно, кто именно тут психически болен. Поэтому тоже. Извращённая форма толерантности.
За прошедшую неделю практики Шиге возненавидел этот цвет на всю оставшуюся жизнь.
Когда он заходит в палату, то уже знает, что ночью у Нишикидо Рё был приступ делирия. Но вид привязанного к кровати пациента всё равно шокирует.
Нишикидо лежит с закрытыми глазами, очень бледный, кожа на губах потрескалась. Руки покрыты свежими шрамами. Они уродливо чертят красно-бурые узоры по бледной коже. И скрываются под подвёрнутыми рукавами чёрного растянутого гольфа.
Чёрного гольфа.
- На белом кровь выглядела отвратительно ярко, - говорит Нишикидо, открывает глаза и осматривает свои руки, приподнимая голову от каменно-твёрдой подушки.
- Они забрали у меня гитару, зато привезли часть моей одежды.
- Забрали?
- Струны, - лаконично и немного насмешливо, как умственно-отсталому, объясняет Рё.
Потрясающая изобретательность для человека, который не хочет жить. Находить острые предметы там, где их не должно было бы быть по определению.
Шиге начинает понимать о каком именно «индивидуальном подходе к пациенту» говорилось в брошюрах. Теперь только интересно, сколько такой «подход» стоит в каждом конкретном случае.
«24а – Нишикидо Рё, 25 лет – абстинентный синдром, на фоне кокаиновой и барбитуратной зависимости, аффективный психоз, наркотический делирий». И склонность к суициду. К заученной наизусть, как слова молитвы, фразе добавляются новые строчки.
Второй, Томохиса, сидя на своей кровати, заворожено смотрит на чёрную одежду соседа и улыбается. Наверное, ему тоже осточертел белый цвет.
Улыбка у него совершенно не такая, как у Нишикидо. У Томохисы она потерянная, счастливая и безобъектная. И пугает похлеще направленного полуоскала 24а.
- Томо любит чёрный, - говорит Рё.
Като уже не пытается разобраться в том, как эти двое уживаются вместе. Ямашита за эту неделю не сказал ни слова, как и за всё время проведённое здесь. Рё говорит, что понимает его, потому что они говорят на одном языке с его агонией.
Только вот Томохиса не говорит. Он воет. Тихо, надрывно, на одной ноте.
И тогда Нишикидо со всей силы бьёт его по лицу. Чтоб тот замолчал. В противном случае – его снова наколят транквилизаторами. И Рё боится, что когда-нибудь Ямашита просто после них не проснётся.
И расплачивается за это смирительной рубашкой и капельницами с успокоительными в и без того изуродованные руки.
Эта странная привязанность выглядела бы трогательно, если бы не была такой болезненной. Ещё одна форма зависимости, но Рё не привыкать.
Шиге хочет скорее закончить осмотр. В этой палате он чувствует себя крайне неуютно. Как лишний паззл в наборе.
Он меряет температуру, проверяет двигательные реакции, берёт кровь на анализ. Кожа у Нишикидо холодная. Хочется согреть. И это странное желание очень пугает Шиге. Он начинает откатывать обратно рукава Рё, почему-то на его руки смотреть не хочется. Нишикидо не сопротивляется и снова закрывает глаза.
Потом Като думает, что кожа после такого количества повреждений должна невыносимо болеть. От любого прикосновения. И он оставляет рукава закатанными.
Жёсткая холодная невозмутимость пациента с абстиненцией пугает больше, чем поставленный ему диагноз. Не могут так вести себя люди с жестокой кокаиновой и барбитуратной ломкой.
А даже если и могут, то их такому в университете не учили. Никого не предупреждали, что безразличный взгляд глаз прикованного к кровати тугими и болезненно-жёсткими кожаными больничными ремнями законченного наркомана, то есть тяжёлого абстинентного больного, будет причинять столько морально необъяснимой боли. Которую почему-то не получается списать на недостаток опыта и общую впечатлительность практиканта.
Шиге пытается думать об этом как можно меньше. Только не получается. И он решает, что ему пора начать курить.
- За нашим окном кто-то следит, - хрипло говорит Рё. Шиге знает, что на этой стадии психопатической фазы абстиненции в некоторых случаях развивается паранойя.
- Я попрошу охранников проверить, - отвечает Шиге, делая пометки в обходном листе.
Ямашита уже не обращает внимания на изменившуюся цветовую гамму в палате. Он тихо, на грани слышимости, что-то скулит и чертит на стене свои, понятные только ему самому, узоры.
Осмотр закончен.
Шиге спускает в холл и идёт мимо стойки регистрации к выходу.
- Что на хуй значит «посещения запрещены»?!
Медсестра в ответ лопочет что-то неразборчивое и чуть не плачет.
- Позовите мне главврача! Ты оглохла?
Шиге чувствует, что потом будет об этом жалеть, но подходит к буйному посетителю и берёт его за локоть.
- В данном случае, позвать мы можем только охрану, - говорит Шиге как можно спокойней и ловит благодарный взгляд медсестры.
Парень поворачивается к новому агрессору, но вместо того, чтоб продолжить истерику, он только тихо, абсолютно спокойно отвечает:
- Мне просто очень нужно увидеть Томо. Очень. Пожалуйста.
комментарии ко второй части
Корреляция — статистическая взаимосвязь двух или нескольких случайных величин.
Характеристика барбитуратной зависимости - кроме навязчивой потребности, дискомфорта и неспособности спать, барбитуратная абстиненция также вызывает сильные эпилептические приступы.
Продолжительный прием барбитуратов ведет к полному психологическому сдвигу, так как у разума не остается пути реализовать себя. Барбитураты вызывают склонность к суициду.
На фоне кокаиновой абстиненции, у кокаинового наркомана могут появляться навязчивые идеи отношения и преследования, мысли о суициде.
3. Аберрация
Шиге сам не знает, что он делает в соседнем сквере с другом своего пациента – Аканиши Джином, и почему он внимательно слушает то, что он ему рассказывает. Про то, что Джин и Томохиса учились вместе с младшей школы, про то, как они напились на выпускной и пошли купаться в фонтан, про то, как они втроём, с сестрой Ямашиты, ездили зимой на источники. Или про то, что когда Джин вернулся с трёхмесячной стажировки в Штатах, номер Томохисы оказался недоступным, его сестра тоже не брала трубку и все контакты просто оборвались.
- Оказалось, - Джин затягивается сигаретой и отводит взгляд в сторону, - что Рина и Томо попали в аварию. За рулём был Томо, но пострадал он меньше, как говорят. И видел, как Рину увозит реанимация.
То, что сестра выжила, он так и не узнал. Чувство вины, стресс и черепно-мозговая травма в итоге привели в психиатрическую больницу с аффективно-шоковой реакцией и истерическим ступором.
Диагноз Шиге знает и так и, пожалуй, немного рад, что Аканиши не подозревает, что кроется за этим сложновыговариваемым набором слов.
Джин крутит в руках кошелёк и пачку сигарет. В кошельке, как он уже успел показать Като, фотография. Они с Томохисой, ещё в школьной форме, абсолютно счастливо улыбаются куда-то мимо камеры.
- Ну, он же выжил, - неумело пытается успокоить его Шиге.
- Ты правда считаешь, что жить и выжить – это одно и то же? - Джин смотрит в глаза, в душу. Въедливо.
Като хочет кивнуть. Он понимает, насколько непрофессионально он себя ведёт и что душещипательная история никак не должна повлиять на строгий запрет посещений и его отношение к пациенту.
Но вспоминает улыбку человека с фотографии, которая совершенно не похожа на потерянную мёртвую улыбку Томохисы, и отвечает:
- Нет.
Когда Шиге узнаёт сумму, за которую на несанкционированное посещение второго этажа могут закрыть глаза, то даже вздыхает с облегчением. Сумма настолько огромная, что он уверен, что ни один нормальный человек не будет готов отдать столько за вход в психушку. Пусть даже и к другу детства. Но Джин только фыркает в трубку и просит не затягивать. Договориться и передать нужную сумму нужным лицам на этой неделе.
Като уже давно жалеет, что он встретил Аканиши, захотел ему помочь и вообще ввязался в эту историю. И он уверен, что Джин и сам об этом пожалеет в ту минуту, когда зайдёт в палату и увидит Томохису. Като договаривается на вечер пятницы.
В пятницу утром, перед первым обходом Шиге нервничает, кажется, больше, чем в первый день. Он курит во внутреннем дворе и практически опаздывает на утренний осмотр.
Нервы – потому что не учёл, что в палате 24 не один, а два пациента. И реакцию 24а можно легко предсказать, если кто-то чужой и незнакомый придёт к «его» Томо.
- Я всегда курил ментоловые, - роняет Рё и подвигает к себе миску.
- От тебя стало пахнуть сигаретным дымом, - объясняет ему Рё, жадно втягивая воздух. Он вроде не обращает внимания на то, что Като весь на нервах.
- Тебе идёт этот запах, он такого же цвета, как и ты.
Нишикидо не торопясь ест свой завтрак, сосредоточенно вылавливая из супа морковку и складывая её на салфетку башенкой.
Шиге подходит к Ямашите и вкладывает ему в ладонь палочки. Моторика у него полностью восстановилась, только на любое простейшее действие его нужно направлять. Дашь палочки – будет есть. Зубную щётку – чистить зубы.
- Такого же цвета? – переспрашивает Като. Ход мыслей у Нишикидо необычный. И Шиге отчего-то хочется понять, каким видит мир он.
- Смотри, вещи можно называть своими именами. Я – наркоман, он – овощ, а ты – практикант. А можно называть всё так, как оно выглядит в голове.
Нишикидо прерывается, чтоб выпить из миски оставшийся суп и пересыпать в неё морковку. Но потом продолжает:
- Ассоциациями. Я – чёрный, он – белый, ты – серый. Светло-серый, как сигаретный дым.
Рё всматривается в Шиге, как будто проверяя свои же слова, как будто действительно видит людей сосредоточением цветов и оттенков. И кивает.
«Да, именно светло-серый».
Като выходит из палаты. В голове вихрь эмоций. А ведь должно быть всё равно. Всего лишь слова пациента психиатрической больницы. Но всё же…
Есть медсестра, есть пол, есть стул, есть суп с морковкой. А ещё есть Шиге, и он светло-серый. Значит, в мире, который видит Рё, для него есть целый оттенок. Пусть даже и такой.
Аканиши заваливает его десятком мэйлов, в который раз уточняя время. На волнения самого Шигеаки накладываются ещё и нервы Джина. Поэтому, когда они встречаются возле чёрного входа, у него у самого трясутся руки.
Джин осматривает себя в зеркале. На нём чужой белый халат, который ему явно не по размеру и явно его не радует. В глазах нетерпения больше, чем у ребёнка перед походом в Диснейленд, и Като кажется это диким, учитывая, где они находятся и что Джину предстоит увидеть. Шиге бы заставил его выпить успокоительное заранее, так действительно было бы лучше, но боится, что этим только усугубит положение. Наверное, пусть будет всё и сразу.
- Помни, что ты своим появлением можешь навредить. И месяц работы психиатров, моей работы в том числе, пойдут к чёрту. Поэтому, если я говорю выйти из палаты – ты сразу же выходишь, вне зависимости от того, что ты там увидишь и как при этом себя будешь чувствовать. Понятно? – Шиге повторяет это не в первый раз, но всё ещё не уверен, что Джин на самом деле понимает, насколько всё серьёзно и что все эти инструкции не пустой звук.
Шиге заходит в палату первым. Идёт сразу к кровати 24а, просто на всякий случай. Он уверен, что случись хоть что, санитаров он не позовёт. Руки у Нишикидо и так не до конца зажили, а делать ему ещё больнее Шиге точно не хочет.
Джин медленно заходит, закрывает дверь. Осматривает палату, не задерживая взгляд на кровати Томохисы, будто не узнаёт. Или не хочет узнавать.
Рё рядом с Шигеаки дёргается, понимая, что происходит. Но пока не пытается ничего предпринять. А только смотрит исподлобья, настороженно, не отпуская взглядом.
Ямашита сидит на своей койке, спина ровная, руки висят вдоль тела и ложатся на кровать ладонями вверх. Взгляд, как всегда пустой и мутный, куда-то в сторону двери, но совершенно мимо Аканиши.
Джин смотрит на него и его всего трясёт. Он пытается что-то сказать, но закрывает себе рот тыльной стороной ладони, прикусывая безымянный палец. Он оглядывается на Шиге, в поисках поддержки, которую тот оказать не в состоянии, и снова на Ямашиту. А потом тихо и до невозможности безнадёжно шепчет:
- Томо?
Рё пытается встать, но Шиге успевает перехватить его за корпус, валит обратно кровать и сам падает сверху. Нишикидо рвётся к соседней койке, к захватам он уже привык, и ещё бы несколько секунд и последствия этого посещения сложно было предугадать. Но Томохиса ещё тише, чем Джин, на грани слышимости, отзывается:
- Джин?
И почти сразу же отворачивается к стенке и снова начинает тихо скулить, выкручивая уголки подушки напряжёнными руками.
Рё уже не вырывается. Он молча пытается смириться с тем, что первым словом, которое произнёс здесь Томохиса, оказалось чужое имя. Като чувствует своей грудью, как нервно и дергано вздымается спина Нишикидо. Его лица не видно, но почему-то кажется, что у него обязательно должна быть закушена губа и закрыты глаза. Шиге ловит себя на мысли, что хочет задрать на Рё рубашку и провести ладонью по голой спине, чтобы острее прочувствовать чужое рваное дыхание. Когда он понимает, о чём думает, то слишком поспешно встаёт и отходит подальше от кровати.
Шиге выталкивает застывшего Аканиши из палаты. Сам задерживается проверить состояние своих пациентов. 24b практически без изменений. Даже не верится, что несколько минут назад в тишине комнаты прозвучало это потустороннее «Джин?».
Что сказать и следует ли вообще что-то говорить Нишикидо – Като не знает. Но такая реакция Рё где-то внутри него скребётся необъяснимой обидой. И он, оставив таблетки на прикрученной прикроватной тумбочке, просто уходит из палаты.
Когда Шиге выходит из больницы, Джин ждёт его возле входа. Он молчит, но в глазах у него столько панического ужаса, что, кажется, скажи он хоть слово, то его самого придется откачивать успокоительными.
Шиге выкидывает свои сигареты и покупает пачку ментоловых. В этот вечер они идут в ближайший бар и напиваются. И если причины Аканиши ясны, то свои Шиге формулировать боится.
комментарии к третьей части
Аберрация — отклонение от нормы; ошибки, нарушения, погрешности.
Аффективно-шоковая реакция - реакция в виде остро возникающего аффекта страха или ужаса, помрачения сознания и двигательных расстройств; наблюдается при реактивных психозах, обусловленных попаданием в экстремальные условия, создающие опасность для жизни.
4. Сублимация
Упорство, с которым Аканиши берётся за перевод Томохисы в другое отделение, просто поражает. Он каждый день бегает от больницы до дома Ямашиты, а потом в органы опеки. И так по несколько раз в день. Чтобы перевести Томо, оплачивать счета, получить право на посещение и всё это делать официально, ему нужно оформить опеку над недееспособным. Он категорически не согласен с существующим положением вещей и готов сделать всё, чтобы это изменить. Кроме самой палаты и отделения, Джина ещё не устраивает соседство наркомана.
- Он невменяемый, - зло говорит он Шиге.
У Шиге от этой реплики руки сжимаются в кулаки.
- Он нормальный, - отвечает Като.
Кто устанавливает это пресное понятие «нормы»? Для Шиге Рё нормальный. Даже более чем. Даже чуть больше, чем хотелось бы.
Поэтому, когда Джин звонит ему, и чуть ли не заикаясь, сообщает, что он официально стал опекуном, Като подавляет вздох облегчения. Он считает, что третий цвет в палате 24 лишний.
Нишикидо как раз проходит курс лечения антидепрессантами. По две капельницы. Утром и вечером. Чтобы не дёргать лишний раз вены, ему ставят один катетер на несколько дней. И нет ничего проще, чем воспользоваться этим. Сделать так, чтоб он уснул, а проснулся уже после перевода Томохисы на следующее утро.
В палате тускло, свет очень приглушённый. Тени на лице делают Рё старше. Шиге подходит и немного прикручивает капельницу, избегая взгляда в глаза.
- Так будет лучше, - шепчет Шигеаки.
Он вкалывает в катетер двойную дозу успокоительного. Шиге знает, что из-за прямого доступа к вене вещество разойдётся по организму в считанные минуты. А эффект будут заметен сразу же. Сначала онемеют конечности, потом откажет речевой аппарат, и сразу же после этого Рё уснёт.
Но Като слишком рано поднимает взгляд.
Рё смотрит на него так, как обычно в фильмах смотрят герои, когда им стреляют в спину. Удивлённо, немного обиженно и как-то по-особенному обречённо. Но постепенно его взгляд мутнеет и осмысленность в нём становится всё более прозрачной.
Шиге шепчет ему: «Прости», легко сжимает расслабленную и непривычно тёплую ладонь, и выходит из палаты. Он верит, что так действительно будет лучше. Только он ещё не решил, для кого именно.
На следующие два дня Шигеаки берёт больничный. Он боится. Он боится заходить в палату 24 и боится, что Нишикидо хватит всего одного взгляда на него, чтоб сделать правильные выводы.
Он запирается дома и отключает телефон. От ментоловых сигарет и горького пива неприятно щиплет во рту и голова ноет от вязкой, не проходящей боли.
Белая папка с порядковым номером 13-24 лежит заваленная стопкой бумаг и Шиге прилагает неимоверные усилия, чтобы не выкопать её оттуда и в тысячный раз не перечитывать сделанные собственной рукой записи, каждая из которых напоминает слишком о многом. Он чувствует себя больным и зависимым от папки и от пациента 13-24а.
Нишикидо Рё отказывается есть. Приходится переключиться на внутривенное кормление. Он молча терпит. Он вообще днём всё время молчит. Как будто компенсирует отсутствие Ямашиты тишиной.
А ночью начинает умолять, чтоб его выпустили. Отвязали, отпустили, открыли дверь, прекратили всё это. Ну, пожалуйста. Ну, откройте.
Кричит в пустоту палаты, надрывая голосовые связки.
Кричит о том, что Томо где-то там без него плохо. Что ему достаточно просто проверить. Только один раз убедится. Только один раз и больше он никогда не…
Като берёт третью ночную смену подряд и всю ночь просиживает возле палаты 24. Он готов стать для Нишикидо новым «Томо». Только не знает, как.
Куратор смотрит на него немного странно и почему-то осуждающе. Будто знает что-то такое, о чём не знает даже Шиге. Впрочем, Шиге-то, может, и знает о причинах лучше, чем кто бы то ни было, только предпочитает заблуждаться, что нет.
На четвёртую ночь Шиге срывается. Он открывает дверь, несмотря на все инструкции и строгие запреты. И остаётся ночевать в палате. Он держит Рё за руку и шёпотом умоляет успокоиться, говорит, что всё будет хорошо, пусть сам в это давно уже не верит. Но всё равно продолжает уговаривать, как маленького ребёнка, баюкает в своих руках чужую ладонь.
Като и сам от усталости с трудом соображает, что и зачем говорит, и, наконец, отключается. И не слышит, как Рё замолкает. Нишикидо внимательно смотрит на спящего Шиге, на едва заметную морщинку между бровей, считает, сколько раз подряд они вдохнули воздух в унисон. И даже пытается подстроиться под его дыхание. Так эффект присутствия становится более ощутимым. До дрожи. Под утро Рё, несмотря на крепко держащие его ремни, старается придвинуться ближе к полулежащему на кровати Шиге, впитывать его тепло большой площадью тела. В его голове параллельные прямые – белая и серая - размываются и теряют чёткость контуров, меняются местами в его персональной монохромной радуге. Он тоже засыпает, думая, что за зависимость приходится расплачиваться зависимостью. И так всегда. И так по кругу.
комментарии к четвёртой части
Сублимация — защитный механизм психики, представляющий собой способ снятия внутреннего напряжения с помощью перенаправления энергии на достижение социально приемлемых целей. Впервые описан Фрейдом.
5. Пролонгация
Шиге сидит в приёмном кабинете на первом этаже и наблюдает в окно за тем, как Джин, осторожно придерживая Томохису за руку, медленно прогуливается по аллее.
За неделю, прошедшую после перевода, у Ямашиты уже более осмысленный взгляд, более здоровый вид и целых два слова в лексиконе: «спасибо» и «Джин». Аканиши откармливает его домашней едой. Оказывается, Томохиса не любит выпечку, но любит яблочное варенье, любит яблочный сок и вообще яблоки. Оказывается, что Томохиса часто мёрзнет, и теперь его гардероб пополнился принесёнными Джином шарфами и перчатками. Ещё он любит джазовую музыку, ездить на лифте и гулять во дворе. И, по всей вероятности, очень любит Джина. Как-то по-своему.
Прогресс настолько очевиден, что Като вообще теперь сомневается в необходимости столь длительной изоляции пациента. И понимает, что то, что даёт Ямашите Аканиши – это намного больше шаблонного «индивидуального подхода».
Ямашита останавливается и смотрит куда-то в небо. Ветер растрепал его волосы и они лезут в лицо. Джин замирает рядом с ним, а потом, оглянувшись по сторонам, убирает прядь Томохисе за ухо и быстро целует его в висок. Томо улыбается и эта улыбка почти такая же, как на той фотографии, которую Джин носит в кошельке.
Шиге искренне радуется за них обоих. И отчаянно завидует.
Мысль о том, что конец практики уже через несколько недель, просто сводит его с ума. Ведь у Рё палата без возможности посещений.
Като снова идёт на обход. Белый холодный цвет уже практически не пугает. Кажется, что он - самое привычное и правильное, что может быть. Страшнее то, что скоро придется как-то обходиться без него.
Нишикидо прячет руки. Шиге замечает это сразу же, как заходит в палату. Место на стене над кроватью, где раньше было чёрной краской написано «А», теперь выделяется бурым пятном засохшей крови, буквы нет.
Като думает, что кровь на белом действительно выглядит отвратительно.
Он достаёт антисептики и бинты из аптечки и ловит Рё за кисти рук. Кожа на пальцах содрана до мяса и кровь из-под обломанных ногтей никак не хочет останавливаться. Нишикидо отворачивается и старательно отводит взгляд. Смотрит куда угодно, только не на Шиге, пока тот осторожно перебинтовывает ему каждый палец.
- Когда я в палате один, необходимость идентификации автоматически пропадает, - шепчет 24а куда-то в стену.
Шиге чувствует себя просто отвратительно. Это он виноват. Потому что скоро и его самого здесь не будет, и что случится с Нишикидо, когда он останется совершенно один, Като боится предположить. Хотел стать ближе - просто прихоть. А в итоге сломал окончательно. Пусть и хотел этого меньше всего.
Шиге снова хочет прикоснуться к голой коже, чтоб почувствовать, что Рё действительно тут, что он живой и тёплый, что это не просто измученная оболочка. И на этот раз тормоза отказывают.
Он медленно приподнимает чёрный джемпер и ведёт кончиками пальцев вверх, от впалого живота до груди. За собственным учащённым сердцебиением Като не сразу замечает, как быстро колотится сердце у Нишикидо, прямо под его пальцами.
Глаза у Рё широко распахнуты, он смотрит на Шиге удивлённо. А потом зарывается перебинтованными пальцами в его волосы и притягивает его лицо вплотную к своему.
Искусственное освещение режет глаза. Но если их закрыть, то можно поверить, что они где-нибудь в другом месте, где нет капельниц, безвкусной еды, обходов по расписанию, зарешёченных окон, белых халатов и прикрученной к полу мебели.
Как будто бесконечное пространство на двоих и для двоих. В котором всё, что есть, и всё, что важно – это горький поцелуй с привкусом лекарств. Пуговицы халата остро врезаются в голую кожу. И пальцам больно. Но Рё сжимает их ещё крепче и притягивает ещё ближе.
- А что будет в конце? – интересуется Рё потом, снова пряча взгляд.
- В конце чего? – услышать ответ на этот вопрос страшно. Потому, что может оказаться, что боятся они одного и того же.
- Вообще в конце. Или в конце твоей практики, - Рё смотрит тоскливо, как будто уже смирился с самым худшим вариантом.
- А как же хэппи энд? «И жили они долго и счастливо»? – Шиге пытается шутить, пусть на шутку это похоже меньше всего.
- А хэппи энда не будет, - отвечает Рё, откидывается на подушку и прикрывает глаза.
- Это ты так думаешь. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Шиге поправляет халат, сегодня он снова будет выторговывать ключ от палаты на ночь. Ночная смена как раз у той медсестры, которой в тот, первый, раз так не повезло нарваться на Аканиши. И Като уже устал напоминать ей, кто именно ей тогда помог. Зато ключ у него точно будет.
- Я вернусь через несколько часов, - обещает он. Нишикидо пытается делать вид, что засыпает, но всё равно не выдерживает и улыбается. Так, как умеет только он. Широко, открыто, словно одному-единственному человеку.
И Шиге думает, что ему не нужно такого счастья, как у Джина с Томохисой, пока этот человек - он.
и последняя сноска
Автор: Serizava Aya-san
Бета: lintares aka linami
Пейринги: Нишикато, РёПи, Пин
Размер: миди
Жанр: angst, немного romance
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: В тексте присутствует мат, один. Много специфической лексики, на которую идут сноски в конце каждой части.
Саммари: «Он, в общем-то, надеялся, что направление на практику придёт в какую-нибудь префектурную поликлинику общей направленности. Но никак не в частное, основанное на меценатские средства, профилакторно-лечебное заведение.
Лучше бы оно называлась «Городская психиатрическая больница №9» или «№6», но, увы, на документах прямо под его фамилией, написано «Наркологический диспансер при психиатрической клинике имени Акиоши Китаоки»».
Примечания: работа с JE-au.
Думаю, кто хотел - уже прочитал, но решила выложить и сюда.
читать дальше
1. Адаптация
Если не знать, где ты находишься, то по дизайну приёмной можно подумать, что пришёл в салон красоты или в частный стоматологический кабинет. Люди на фотографиях, все как на подбор, улыбаются идеально-красивыми улыбками во весь стандартный набор зубов. Впрочем, как и секретарь.
- Шигеаки-сан, Вы можете войти, - сверяясь с часами, говорит она и снова утыкается в экран ноутбука.
Шиге немного мнётся возле двери и, постучав, заходит.
Женщина средних лет, со слащавыми интонациями в голосе, восседая по другую сторону массивного стола, сообщает ему, что с документами из университета всё в порядке, рекомендательное письмо пришло в строго указанные сроки и что в следующий раз увидеть она его хочет только по окончанию практики для подписания необходимых бумаг. Шиге отвечает ей предельно вежливо, кланяется и идёт прямо в ординаторскую.
То, насколько нормальной выглядит больница, почти пугает. И, наверное, впервые, Като жалеет о выборе именно этой специализации.
Он, в общем-то, надеялся, что направление на практику придёт в какую-нибудь префектурную поликлинику общей направленности. Но никак не в частное, основанное на меценатские средства, профилакторно-лечебное заведение.
Лучше бы оно называлась «Городская психиатрическая больница №9» или «№6», но, увы, на документах, прямо под его фамилией, написано «Наркологический диспансер при психиатрической клинике имени Акиоши Китаоки».
Шиге действительно страшно. Потому что всё то, о чём он читал в учебниках, скоро превратится в реальность. И зубодробительные диагнозы обретут свои, вполне конкретные, лица.
Из вязкой атмосферы коридора он попадает в бурлящую мешанину белых халатов. И не с первого раза слышит, как его зовёт полная женщина возле стойки.
- Новенький? – спрашивает она. - Шигеаки Като-сан?
Шиге замедленно кивает и подходит ближе.
Она кивает ему на другого врача, вталкивает в руки две папки – синюю и белую, подсовывает какой-то бланк на подпись и возвращается к, как показалось Като, сортировке рецептов.
Мориюки-сенсей, его куратор, выглядит уставшим и совершенно не впечатленным ни его рекомендательным письмом, ни заверенным печатью формуляром с успеваемостью.
- Итак, на первом этаже находится поликлиника и стационар. В синей папке информация о твоих часах приёма и бланки на подпись присутствующего врача. Там же информация о расписании уборки в кабинете, расписание смен медсестёр и график сдачи ключей.
Шиге просматривает документы из папки, кивает и уже чувствует себя полным придурком.
- Третий этаж – палаты для пациентов с расстройством личности, - продолжает куратор, - там свой график посещений и смен персонала. И к тебе этот этаж не имеет никакого отношения.
Шиге в целом рад, что ему не придётся иметь дело с расстройствами личности. Там и с реабилитацией сложнее, и более многогранные нюансы подхода к пациенту.
- Четвёртый этаж, можно сказать, общей психиатрической практики. За тобой же, - Мориюки-сенсей вопросительно смотрит на Като, убеждаясь, что тот всё ещё слушает, - закрепляется палата на втором этаже.
Шиге подавляет в себе желание громко сглотнуть.
- Наркологическое отделение и отделение постшоковой реабилитации. Там 30 одно-, двух- и трёхместных палат повышенной комфортности. По сути же изолированные боксы без возможности посещений. На папке, белой, - уточняет сенсей, - ты видишь порядковый номер. Первая цифра – это закреплённый за каждым врачом порядковый номер. Для постоянного персонала – это числа от двадцати и дальше, практиканты – от единицы и до девятнадцати.
Шиге чувствует, что от обилия числительных голова начинает болеть. Он переводит взгляд на белую папку и её порядковый номер. 13-24.
- Как видишь, за тобой закреплён номер 13, - Шиге в ответ продолжает кивать,- Вторая цифра – это номер палаты. Буквы после второй цифры присваиваются пациентам в палате, в порядке поступления.
- Буквы? – переспрашивает Като.
- Так проще вести отчётность. В папке информация по твоей палате. С буквами, фамилиями и диагнозами. Изучай. Через полтора часа вместе идём на первый осмотр, - заканчивает вводную речь куратор и удаляется в сторону кофейного автомата.
Шигеаки открывает папку и читает: «24а – Нишикидо Рё. 24b – Ямашита Томохиса».
Като садится в неудобное кресло возле стола с россыпью рекламных проспектов, пытается взять себя в руки и снова открывает папку.
«24а – Нишикидо Рё, 25 лет – абстинентный синдром, на фоне кокаиновой и барбитуратной зависимости, аффективный психоз, наркотический делирий».
«Охренеть», - думает Като.
Выхватывая отдельные фразы из истории течения болезни, Шиге уже примерно представляет, с чем ему скоро придётся иметь дело.
Активная фаза вегетативной симптоматики абстиненции уже практически прошла, зато психопатологическая как раз на своём пике. И Като надеется, что за палатой закреплено достаточное количество санитаров. Потому что страшные истории про психопатическую фазу кокаиновой абстиненции он помнит и из учебников, и по рассказам семпаев.
«24b – Ямашита Томохиса, 24 года – истерический ступор на фоне катастрофического стресса».
Шиге читает внушительный список прописанных пациенту препаратов. Ему кажется, что к реабилитации пациента с таким диагнозом он морально готов больше. Учитывая, что в этом случае ни санитары, ни принудительное обездвиживание явно не понадобится.
Вот только странно, что эти двое помещены в одну палату.
Через полтора часа они уже поднимаются на второй этаж. Дальше налево по коридору. Двадцать четвёртая палата.
Шиге чувствует, что сейчас у него начнут подгибаться колени. Он в сто пятьдесят первый раз поправляет бейджик, приглаживает волосы и одергивает края белого халата. Он и сам понимает абсурдность своего поведения, но это самое адекватное, что сейчас он может сделать вообще.
-Готов? - интересуется Мориюки-сенсей. Шиге кажется, что на этот раз в его голосе слышится чуть ли не сочувствие.
Като коротко кивает и решает оставить сто пятьдесят вторую поправку бейджика на потом. Сенсей достаёт из кармана электронный ключ, такой, какие Шиге видел до этого только в лав-отелях, и открывает дверь.
- Добрый день, - слышит Шиге голос своего куратора уже по другую сторону дверного проёма и понимает, что и ему не мешало бы зайти.
Первое, что попадает в поле зрения, когда он переступает порог палаты – это разбросанные по полу листы бумаги. Шиге поднимает один из них и видит бессвязные обрывки фраз и беспорядочное пересечение линий. Он поднимает глаза на сенсея.
- Один из видов терапии для Ямашиты-сана, - объясняет он.
Почерк очень красивый, разборчивый, отмечает для себя Като.
- Ямашита-сан… - повторяет Шиге и открывает папку, чтоб перечитать показания, - Ямашита-сан… 24b…
- А и Б сидели на трубе. А упала, Б пропала, что осталось? – нараспев раздаётся из противоположного конца палаты. Голос хриплый, сорванный.
Шиге чувствует, как у него становятся дыбом волосы. «24а», - думает он про себя.
Худой, если не сказать тощий, рукава белой больничной пижамы открывают исполосованные шрамами и покрытые кровоподтёками руки. У него спутанные чёрные волосы, глаза кажутся огромными и чёрными на худом лице, а улыбка – широкая, открытая, такая, которая совершенно не вяжется ни со сгорбленной спиной, ни с искалеченными руками, ни с общей атмосферой палаты.
Като не сразу понимает, что смотрит на его руки уже примерно целую вечность. Нишикидо Рё сидит на своей койке, свесив ногу. И исподлобья наблюдает за Шиге. Мрачноватым, но заинтересованным взглядом, всё ещё улыбаясь.
Шиге поворачивается к Мориюки-сенсею, чтобы задать вопрос, но, не подумав, отвечает на него сам.
- Наркоманы во время психопатической фазы абстиненции склонны к попыткам суицида, - как на практической лекции.
Последнее, что видит Шигеаки, прежде чем куратор не совсем тактично вытаскивает его из палаты – как улыбка пациента 24а сменяется оскалом.
Шиге долго возится с замком. Тёмная прихожая привычно встречает немного затхлым запахом пыли. Чем-чем, но излишней, по его мнению, чистоплотностью он не страдал никогда. Спотыкаясь о разбросанную им же утром впопыхах обувь, Като таки добирается до выключателя.
Когда он заходит в комнату, то вся обстановка кажется почти потусторонней и слишком обыденной. Полумрак. Пустой холодильник. Ящик пива в углу. Разбросанные по полу бесполезные конспекты. После первого рабочего дня кажется, что то, к чему он себя готовил, те цели, которые он перед собой ставил, время, потраченное на рефераты и лекции – это всё какая-то далёкая и глупая выдумка. И оказывается, чтобы теперь идти дальше, нужно срочно всё переоценивать и как-то привыкать к тому, что реальность оказалась немного другого цвета. Первый рабочий день, первые пациенты, первый выговор – этого как-то слишком много, слишком ярко отпечаталось в сознании. Шиге почти уверен, что слово «наркоман» навсегда вычеркнуто из его лексикона.
И с этой растерянностью, если не сказать – паникой, нужно что-то сделать до завтра. Приоткрытое окно, пиво и тихая музыка в наушниках немного помогают прийти в себя.
Только белая папка, лежащая на столе, всё так же пугает. Она сама по себе не значит ничего. Но в совокупности с диагнозами, фотографиями и общим впечатлением значит так много, что Шиге готов уже послать всё на хер и выкинуть её в открытое окно. Чтоб больше не видеть эти глаза.
Больные глаза пациента из белой папки 13-24.
комментарии к части
Адаптация — процесс приспособления к изменяющимся условиям внешней среды.
Расстройство личности — вид психического расстройства в клинической психологии и психиатрии. Тяжелое нарушение характерологической конституции и поведенческих тенденций индивидуума, вовлекающее обычно несколько сфер личности и почти всегда сопровождающееся личностной и социальной дезинтеграцией.
Абстинентный синдром — синдром физических и/или психических расстройств, развивающийся у больных наркоманией и алкоголизмом спустя некоторое время после прекращения приёма наркотика, алкоголя или уменьшения их дозы. Абстинентный синдром является составной частью синдрома физической зависимости.
Абстинентный синдром при всех формах наркомании представлен двумя основными группами симптомов: симптомы психопатологические и симптомы вегетативные, соматоневрологические. Выраженность этих групп симптомов разная для различных форм наркоманий, например, при барбитуромании выражена психопатологическая симптоматика, на опиомании и гашишизме — вегетативная. Выраженность симптоматики абстинентного синдрома при одной форме наркомании пропорциональна интенсивности предшествующей наркотизации.
Аффективные психозы - это группа психических заболеваний, протекающих в основном с аффективными синдромами (депрессивными, маниакальными или смешанными).
Делирий — психическое расстройство, протекающее с нарушением сознания (от помрачённого состояния до комы). Характеризуется наличием истинных преимущественно зрительных, галлюцинаций и иллюзий, и, как следствие, — вторичным бредом; наличием эмоционально аффективных нарушений, сенсопатиями, затруднённой ориентировкой в окружающем мире, дезориентацией во времени. При этом сохраняются осознание собственной личности и опасностей. Эмоциональное состояние больного зависит от характера галлюцинаций. После выхода из делирия — частичная конградная амнезия (амнезируются реальные события и болезненные воспоминания). Больной может быть опасен для себя и окружающих.
Истерический ступор - вариант истерического психоза с аффективным сужением сознания и обездвиженностью. Типичными признаками расстройства является застывание в выразительной позе и аффективные реакции на значимые впечатления (например, слёзы).
Катастрофический стресс - реакция на исключительно тяжелый соматический или психический стресс, характеризующаяся нарушением адаптивного поведения, выраженной тревогой и шоковым состоянием.
2. Корреляция
Здесь всё белое. От стен до ножек стульев и подоконников. Больничная одежда тоже белая, как и халаты медперсонала. Поэтому иногда не понятно, кто именно тут психически болен. Поэтому тоже. Извращённая форма толерантности.
За прошедшую неделю практики Шиге возненавидел этот цвет на всю оставшуюся жизнь.
Когда он заходит в палату, то уже знает, что ночью у Нишикидо Рё был приступ делирия. Но вид привязанного к кровати пациента всё равно шокирует.
Нишикидо лежит с закрытыми глазами, очень бледный, кожа на губах потрескалась. Руки покрыты свежими шрамами. Они уродливо чертят красно-бурые узоры по бледной коже. И скрываются под подвёрнутыми рукавами чёрного растянутого гольфа.
Чёрного гольфа.
- На белом кровь выглядела отвратительно ярко, - говорит Нишикидо, открывает глаза и осматривает свои руки, приподнимая голову от каменно-твёрдой подушки.
- Они забрали у меня гитару, зато привезли часть моей одежды.
- Забрали?
- Струны, - лаконично и немного насмешливо, как умственно-отсталому, объясняет Рё.
Потрясающая изобретательность для человека, который не хочет жить. Находить острые предметы там, где их не должно было бы быть по определению.
Шиге начинает понимать о каком именно «индивидуальном подходе к пациенту» говорилось в брошюрах. Теперь только интересно, сколько такой «подход» стоит в каждом конкретном случае.
«24а – Нишикидо Рё, 25 лет – абстинентный синдром, на фоне кокаиновой и барбитуратной зависимости, аффективный психоз, наркотический делирий». И склонность к суициду. К заученной наизусть, как слова молитвы, фразе добавляются новые строчки.
Второй, Томохиса, сидя на своей кровати, заворожено смотрит на чёрную одежду соседа и улыбается. Наверное, ему тоже осточертел белый цвет.
Улыбка у него совершенно не такая, как у Нишикидо. У Томохисы она потерянная, счастливая и безобъектная. И пугает похлеще направленного полуоскала 24а.
- Томо любит чёрный, - говорит Рё.
Като уже не пытается разобраться в том, как эти двое уживаются вместе. Ямашита за эту неделю не сказал ни слова, как и за всё время проведённое здесь. Рё говорит, что понимает его, потому что они говорят на одном языке с его агонией.
Только вот Томохиса не говорит. Он воет. Тихо, надрывно, на одной ноте.
И тогда Нишикидо со всей силы бьёт его по лицу. Чтоб тот замолчал. В противном случае – его снова наколят транквилизаторами. И Рё боится, что когда-нибудь Ямашита просто после них не проснётся.
И расплачивается за это смирительной рубашкой и капельницами с успокоительными в и без того изуродованные руки.
Эта странная привязанность выглядела бы трогательно, если бы не была такой болезненной. Ещё одна форма зависимости, но Рё не привыкать.
Шиге хочет скорее закончить осмотр. В этой палате он чувствует себя крайне неуютно. Как лишний паззл в наборе.
Он меряет температуру, проверяет двигательные реакции, берёт кровь на анализ. Кожа у Нишикидо холодная. Хочется согреть. И это странное желание очень пугает Шиге. Он начинает откатывать обратно рукава Рё, почему-то на его руки смотреть не хочется. Нишикидо не сопротивляется и снова закрывает глаза.
Потом Като думает, что кожа после такого количества повреждений должна невыносимо болеть. От любого прикосновения. И он оставляет рукава закатанными.
Жёсткая холодная невозмутимость пациента с абстиненцией пугает больше, чем поставленный ему диагноз. Не могут так вести себя люди с жестокой кокаиновой и барбитуратной ломкой.
А даже если и могут, то их такому в университете не учили. Никого не предупреждали, что безразличный взгляд глаз прикованного к кровати тугими и болезненно-жёсткими кожаными больничными ремнями законченного наркомана, то есть тяжёлого абстинентного больного, будет причинять столько морально необъяснимой боли. Которую почему-то не получается списать на недостаток опыта и общую впечатлительность практиканта.
Шиге пытается думать об этом как можно меньше. Только не получается. И он решает, что ему пора начать курить.
- За нашим окном кто-то следит, - хрипло говорит Рё. Шиге знает, что на этой стадии психопатической фазы абстиненции в некоторых случаях развивается паранойя.
- Я попрошу охранников проверить, - отвечает Шиге, делая пометки в обходном листе.
Ямашита уже не обращает внимания на изменившуюся цветовую гамму в палате. Он тихо, на грани слышимости, что-то скулит и чертит на стене свои, понятные только ему самому, узоры.
Осмотр закончен.
Шиге спускает в холл и идёт мимо стойки регистрации к выходу.
- Что на хуй значит «посещения запрещены»?!
Медсестра в ответ лопочет что-то неразборчивое и чуть не плачет.
- Позовите мне главврача! Ты оглохла?
Шиге чувствует, что потом будет об этом жалеть, но подходит к буйному посетителю и берёт его за локоть.
- В данном случае, позвать мы можем только охрану, - говорит Шиге как можно спокойней и ловит благодарный взгляд медсестры.
Парень поворачивается к новому агрессору, но вместо того, чтоб продолжить истерику, он только тихо, абсолютно спокойно отвечает:
- Мне просто очень нужно увидеть Томо. Очень. Пожалуйста.
комментарии ко второй части
Корреляция — статистическая взаимосвязь двух или нескольких случайных величин.
Характеристика барбитуратной зависимости - кроме навязчивой потребности, дискомфорта и неспособности спать, барбитуратная абстиненция также вызывает сильные эпилептические приступы.
Продолжительный прием барбитуратов ведет к полному психологическому сдвигу, так как у разума не остается пути реализовать себя. Барбитураты вызывают склонность к суициду.
На фоне кокаиновой абстиненции, у кокаинового наркомана могут появляться навязчивые идеи отношения и преследования, мысли о суициде.
3. Аберрация
Шиге сам не знает, что он делает в соседнем сквере с другом своего пациента – Аканиши Джином, и почему он внимательно слушает то, что он ему рассказывает. Про то, что Джин и Томохиса учились вместе с младшей школы, про то, как они напились на выпускной и пошли купаться в фонтан, про то, как они втроём, с сестрой Ямашиты, ездили зимой на источники. Или про то, что когда Джин вернулся с трёхмесячной стажировки в Штатах, номер Томохисы оказался недоступным, его сестра тоже не брала трубку и все контакты просто оборвались.
- Оказалось, - Джин затягивается сигаретой и отводит взгляд в сторону, - что Рина и Томо попали в аварию. За рулём был Томо, но пострадал он меньше, как говорят. И видел, как Рину увозит реанимация.
То, что сестра выжила, он так и не узнал. Чувство вины, стресс и черепно-мозговая травма в итоге привели в психиатрическую больницу с аффективно-шоковой реакцией и истерическим ступором.
Диагноз Шиге знает и так и, пожалуй, немного рад, что Аканиши не подозревает, что кроется за этим сложновыговариваемым набором слов.
Джин крутит в руках кошелёк и пачку сигарет. В кошельке, как он уже успел показать Като, фотография. Они с Томохисой, ещё в школьной форме, абсолютно счастливо улыбаются куда-то мимо камеры.
- Ну, он же выжил, - неумело пытается успокоить его Шиге.
- Ты правда считаешь, что жить и выжить – это одно и то же? - Джин смотрит в глаза, в душу. Въедливо.
Като хочет кивнуть. Он понимает, насколько непрофессионально он себя ведёт и что душещипательная история никак не должна повлиять на строгий запрет посещений и его отношение к пациенту.
Но вспоминает улыбку человека с фотографии, которая совершенно не похожа на потерянную мёртвую улыбку Томохисы, и отвечает:
- Нет.
Когда Шиге узнаёт сумму, за которую на несанкционированное посещение второго этажа могут закрыть глаза, то даже вздыхает с облегчением. Сумма настолько огромная, что он уверен, что ни один нормальный человек не будет готов отдать столько за вход в психушку. Пусть даже и к другу детства. Но Джин только фыркает в трубку и просит не затягивать. Договориться и передать нужную сумму нужным лицам на этой неделе.
Като уже давно жалеет, что он встретил Аканиши, захотел ему помочь и вообще ввязался в эту историю. И он уверен, что Джин и сам об этом пожалеет в ту минуту, когда зайдёт в палату и увидит Томохису. Като договаривается на вечер пятницы.
В пятницу утром, перед первым обходом Шиге нервничает, кажется, больше, чем в первый день. Он курит во внутреннем дворе и практически опаздывает на утренний осмотр.
Нервы – потому что не учёл, что в палате 24 не один, а два пациента. И реакцию 24а можно легко предсказать, если кто-то чужой и незнакомый придёт к «его» Томо.
- Я всегда курил ментоловые, - роняет Рё и подвигает к себе миску.
- От тебя стало пахнуть сигаретным дымом, - объясняет ему Рё, жадно втягивая воздух. Он вроде не обращает внимания на то, что Като весь на нервах.
- Тебе идёт этот запах, он такого же цвета, как и ты.
Нишикидо не торопясь ест свой завтрак, сосредоточенно вылавливая из супа морковку и складывая её на салфетку башенкой.
Шиге подходит к Ямашите и вкладывает ему в ладонь палочки. Моторика у него полностью восстановилась, только на любое простейшее действие его нужно направлять. Дашь палочки – будет есть. Зубную щётку – чистить зубы.
- Такого же цвета? – переспрашивает Като. Ход мыслей у Нишикидо необычный. И Шиге отчего-то хочется понять, каким видит мир он.
- Смотри, вещи можно называть своими именами. Я – наркоман, он – овощ, а ты – практикант. А можно называть всё так, как оно выглядит в голове.
Нишикидо прерывается, чтоб выпить из миски оставшийся суп и пересыпать в неё морковку. Но потом продолжает:
- Ассоциациями. Я – чёрный, он – белый, ты – серый. Светло-серый, как сигаретный дым.
Рё всматривается в Шиге, как будто проверяя свои же слова, как будто действительно видит людей сосредоточением цветов и оттенков. И кивает.
«Да, именно светло-серый».
Като выходит из палаты. В голове вихрь эмоций. А ведь должно быть всё равно. Всего лишь слова пациента психиатрической больницы. Но всё же…
Есть медсестра, есть пол, есть стул, есть суп с морковкой. А ещё есть Шиге, и он светло-серый. Значит, в мире, который видит Рё, для него есть целый оттенок. Пусть даже и такой.
Аканиши заваливает его десятком мэйлов, в который раз уточняя время. На волнения самого Шигеаки накладываются ещё и нервы Джина. Поэтому, когда они встречаются возле чёрного входа, у него у самого трясутся руки.
Джин осматривает себя в зеркале. На нём чужой белый халат, который ему явно не по размеру и явно его не радует. В глазах нетерпения больше, чем у ребёнка перед походом в Диснейленд, и Като кажется это диким, учитывая, где они находятся и что Джину предстоит увидеть. Шиге бы заставил его выпить успокоительное заранее, так действительно было бы лучше, но боится, что этим только усугубит положение. Наверное, пусть будет всё и сразу.
- Помни, что ты своим появлением можешь навредить. И месяц работы психиатров, моей работы в том числе, пойдут к чёрту. Поэтому, если я говорю выйти из палаты – ты сразу же выходишь, вне зависимости от того, что ты там увидишь и как при этом себя будешь чувствовать. Понятно? – Шиге повторяет это не в первый раз, но всё ещё не уверен, что Джин на самом деле понимает, насколько всё серьёзно и что все эти инструкции не пустой звук.
Шиге заходит в палату первым. Идёт сразу к кровати 24а, просто на всякий случай. Он уверен, что случись хоть что, санитаров он не позовёт. Руки у Нишикидо и так не до конца зажили, а делать ему ещё больнее Шиге точно не хочет.
Джин медленно заходит, закрывает дверь. Осматривает палату, не задерживая взгляд на кровати Томохисы, будто не узнаёт. Или не хочет узнавать.
Рё рядом с Шигеаки дёргается, понимая, что происходит. Но пока не пытается ничего предпринять. А только смотрит исподлобья, настороженно, не отпуская взглядом.
Ямашита сидит на своей койке, спина ровная, руки висят вдоль тела и ложатся на кровать ладонями вверх. Взгляд, как всегда пустой и мутный, куда-то в сторону двери, но совершенно мимо Аканиши.
Джин смотрит на него и его всего трясёт. Он пытается что-то сказать, но закрывает себе рот тыльной стороной ладони, прикусывая безымянный палец. Он оглядывается на Шиге, в поисках поддержки, которую тот оказать не в состоянии, и снова на Ямашиту. А потом тихо и до невозможности безнадёжно шепчет:
- Томо?
Рё пытается встать, но Шиге успевает перехватить его за корпус, валит обратно кровать и сам падает сверху. Нишикидо рвётся к соседней койке, к захватам он уже привык, и ещё бы несколько секунд и последствия этого посещения сложно было предугадать. Но Томохиса ещё тише, чем Джин, на грани слышимости, отзывается:
- Джин?
И почти сразу же отворачивается к стенке и снова начинает тихо скулить, выкручивая уголки подушки напряжёнными руками.
Рё уже не вырывается. Он молча пытается смириться с тем, что первым словом, которое произнёс здесь Томохиса, оказалось чужое имя. Като чувствует своей грудью, как нервно и дергано вздымается спина Нишикидо. Его лица не видно, но почему-то кажется, что у него обязательно должна быть закушена губа и закрыты глаза. Шиге ловит себя на мысли, что хочет задрать на Рё рубашку и провести ладонью по голой спине, чтобы острее прочувствовать чужое рваное дыхание. Когда он понимает, о чём думает, то слишком поспешно встаёт и отходит подальше от кровати.
Шиге выталкивает застывшего Аканиши из палаты. Сам задерживается проверить состояние своих пациентов. 24b практически без изменений. Даже не верится, что несколько минут назад в тишине комнаты прозвучало это потустороннее «Джин?».
Что сказать и следует ли вообще что-то говорить Нишикидо – Като не знает. Но такая реакция Рё где-то внутри него скребётся необъяснимой обидой. И он, оставив таблетки на прикрученной прикроватной тумбочке, просто уходит из палаты.
Когда Шиге выходит из больницы, Джин ждёт его возле входа. Он молчит, но в глазах у него столько панического ужаса, что, кажется, скажи он хоть слово, то его самого придется откачивать успокоительными.
Шиге выкидывает свои сигареты и покупает пачку ментоловых. В этот вечер они идут в ближайший бар и напиваются. И если причины Аканиши ясны, то свои Шиге формулировать боится.
комментарии к третьей части
Аберрация — отклонение от нормы; ошибки, нарушения, погрешности.
Аффективно-шоковая реакция - реакция в виде остро возникающего аффекта страха или ужаса, помрачения сознания и двигательных расстройств; наблюдается при реактивных психозах, обусловленных попаданием в экстремальные условия, создающие опасность для жизни.
4. Сублимация
Упорство, с которым Аканиши берётся за перевод Томохисы в другое отделение, просто поражает. Он каждый день бегает от больницы до дома Ямашиты, а потом в органы опеки. И так по несколько раз в день. Чтобы перевести Томо, оплачивать счета, получить право на посещение и всё это делать официально, ему нужно оформить опеку над недееспособным. Он категорически не согласен с существующим положением вещей и готов сделать всё, чтобы это изменить. Кроме самой палаты и отделения, Джина ещё не устраивает соседство наркомана.
- Он невменяемый, - зло говорит он Шиге.
У Шиге от этой реплики руки сжимаются в кулаки.
- Он нормальный, - отвечает Като.
Кто устанавливает это пресное понятие «нормы»? Для Шиге Рё нормальный. Даже более чем. Даже чуть больше, чем хотелось бы.
Поэтому, когда Джин звонит ему, и чуть ли не заикаясь, сообщает, что он официально стал опекуном, Като подавляет вздох облегчения. Он считает, что третий цвет в палате 24 лишний.
Нишикидо как раз проходит курс лечения антидепрессантами. По две капельницы. Утром и вечером. Чтобы не дёргать лишний раз вены, ему ставят один катетер на несколько дней. И нет ничего проще, чем воспользоваться этим. Сделать так, чтоб он уснул, а проснулся уже после перевода Томохисы на следующее утро.
В палате тускло, свет очень приглушённый. Тени на лице делают Рё старше. Шиге подходит и немного прикручивает капельницу, избегая взгляда в глаза.
- Так будет лучше, - шепчет Шигеаки.
Он вкалывает в катетер двойную дозу успокоительного. Шиге знает, что из-за прямого доступа к вене вещество разойдётся по организму в считанные минуты. А эффект будут заметен сразу же. Сначала онемеют конечности, потом откажет речевой аппарат, и сразу же после этого Рё уснёт.
Но Като слишком рано поднимает взгляд.
Рё смотрит на него так, как обычно в фильмах смотрят герои, когда им стреляют в спину. Удивлённо, немного обиженно и как-то по-особенному обречённо. Но постепенно его взгляд мутнеет и осмысленность в нём становится всё более прозрачной.
Шиге шепчет ему: «Прости», легко сжимает расслабленную и непривычно тёплую ладонь, и выходит из палаты. Он верит, что так действительно будет лучше. Только он ещё не решил, для кого именно.
На следующие два дня Шигеаки берёт больничный. Он боится. Он боится заходить в палату 24 и боится, что Нишикидо хватит всего одного взгляда на него, чтоб сделать правильные выводы.
Он запирается дома и отключает телефон. От ментоловых сигарет и горького пива неприятно щиплет во рту и голова ноет от вязкой, не проходящей боли.
Белая папка с порядковым номером 13-24 лежит заваленная стопкой бумаг и Шиге прилагает неимоверные усилия, чтобы не выкопать её оттуда и в тысячный раз не перечитывать сделанные собственной рукой записи, каждая из которых напоминает слишком о многом. Он чувствует себя больным и зависимым от папки и от пациента 13-24а.
Нишикидо Рё отказывается есть. Приходится переключиться на внутривенное кормление. Он молча терпит. Он вообще днём всё время молчит. Как будто компенсирует отсутствие Ямашиты тишиной.
А ночью начинает умолять, чтоб его выпустили. Отвязали, отпустили, открыли дверь, прекратили всё это. Ну, пожалуйста. Ну, откройте.
Кричит в пустоту палаты, надрывая голосовые связки.
Кричит о том, что Томо где-то там без него плохо. Что ему достаточно просто проверить. Только один раз убедится. Только один раз и больше он никогда не…
Като берёт третью ночную смену подряд и всю ночь просиживает возле палаты 24. Он готов стать для Нишикидо новым «Томо». Только не знает, как.
Куратор смотрит на него немного странно и почему-то осуждающе. Будто знает что-то такое, о чём не знает даже Шиге. Впрочем, Шиге-то, может, и знает о причинах лучше, чем кто бы то ни было, только предпочитает заблуждаться, что нет.
На четвёртую ночь Шиге срывается. Он открывает дверь, несмотря на все инструкции и строгие запреты. И остаётся ночевать в палате. Он держит Рё за руку и шёпотом умоляет успокоиться, говорит, что всё будет хорошо, пусть сам в это давно уже не верит. Но всё равно продолжает уговаривать, как маленького ребёнка, баюкает в своих руках чужую ладонь.
Като и сам от усталости с трудом соображает, что и зачем говорит, и, наконец, отключается. И не слышит, как Рё замолкает. Нишикидо внимательно смотрит на спящего Шиге, на едва заметную морщинку между бровей, считает, сколько раз подряд они вдохнули воздух в унисон. И даже пытается подстроиться под его дыхание. Так эффект присутствия становится более ощутимым. До дрожи. Под утро Рё, несмотря на крепко держащие его ремни, старается придвинуться ближе к полулежащему на кровати Шиге, впитывать его тепло большой площадью тела. В его голове параллельные прямые – белая и серая - размываются и теряют чёткость контуров, меняются местами в его персональной монохромной радуге. Он тоже засыпает, думая, что за зависимость приходится расплачиваться зависимостью. И так всегда. И так по кругу.
комментарии к четвёртой части
Сублимация — защитный механизм психики, представляющий собой способ снятия внутреннего напряжения с помощью перенаправления энергии на достижение социально приемлемых целей. Впервые описан Фрейдом.
5. Пролонгация
Шиге сидит в приёмном кабинете на первом этаже и наблюдает в окно за тем, как Джин, осторожно придерживая Томохису за руку, медленно прогуливается по аллее.
За неделю, прошедшую после перевода, у Ямашиты уже более осмысленный взгляд, более здоровый вид и целых два слова в лексиконе: «спасибо» и «Джин». Аканиши откармливает его домашней едой. Оказывается, Томохиса не любит выпечку, но любит яблочное варенье, любит яблочный сок и вообще яблоки. Оказывается, что Томохиса часто мёрзнет, и теперь его гардероб пополнился принесёнными Джином шарфами и перчатками. Ещё он любит джазовую музыку, ездить на лифте и гулять во дворе. И, по всей вероятности, очень любит Джина. Как-то по-своему.
Прогресс настолько очевиден, что Като вообще теперь сомневается в необходимости столь длительной изоляции пациента. И понимает, что то, что даёт Ямашите Аканиши – это намного больше шаблонного «индивидуального подхода».
Ямашита останавливается и смотрит куда-то в небо. Ветер растрепал его волосы и они лезут в лицо. Джин замирает рядом с ним, а потом, оглянувшись по сторонам, убирает прядь Томохисе за ухо и быстро целует его в висок. Томо улыбается и эта улыбка почти такая же, как на той фотографии, которую Джин носит в кошельке.
Шиге искренне радуется за них обоих. И отчаянно завидует.
Мысль о том, что конец практики уже через несколько недель, просто сводит его с ума. Ведь у Рё палата без возможности посещений.
Като снова идёт на обход. Белый холодный цвет уже практически не пугает. Кажется, что он - самое привычное и правильное, что может быть. Страшнее то, что скоро придется как-то обходиться без него.
Нишикидо прячет руки. Шиге замечает это сразу же, как заходит в палату. Место на стене над кроватью, где раньше было чёрной краской написано «А», теперь выделяется бурым пятном засохшей крови, буквы нет.
Като думает, что кровь на белом действительно выглядит отвратительно.
Он достаёт антисептики и бинты из аптечки и ловит Рё за кисти рук. Кожа на пальцах содрана до мяса и кровь из-под обломанных ногтей никак не хочет останавливаться. Нишикидо отворачивается и старательно отводит взгляд. Смотрит куда угодно, только не на Шиге, пока тот осторожно перебинтовывает ему каждый палец.
- Когда я в палате один, необходимость идентификации автоматически пропадает, - шепчет 24а куда-то в стену.
Шиге чувствует себя просто отвратительно. Это он виноват. Потому что скоро и его самого здесь не будет, и что случится с Нишикидо, когда он останется совершенно один, Като боится предположить. Хотел стать ближе - просто прихоть. А в итоге сломал окончательно. Пусть и хотел этого меньше всего.
Шиге снова хочет прикоснуться к голой коже, чтоб почувствовать, что Рё действительно тут, что он живой и тёплый, что это не просто измученная оболочка. И на этот раз тормоза отказывают.
Он медленно приподнимает чёрный джемпер и ведёт кончиками пальцев вверх, от впалого живота до груди. За собственным учащённым сердцебиением Като не сразу замечает, как быстро колотится сердце у Нишикидо, прямо под его пальцами.
Глаза у Рё широко распахнуты, он смотрит на Шиге удивлённо. А потом зарывается перебинтованными пальцами в его волосы и притягивает его лицо вплотную к своему.
Искусственное освещение режет глаза. Но если их закрыть, то можно поверить, что они где-нибудь в другом месте, где нет капельниц, безвкусной еды, обходов по расписанию, зарешёченных окон, белых халатов и прикрученной к полу мебели.
Как будто бесконечное пространство на двоих и для двоих. В котором всё, что есть, и всё, что важно – это горький поцелуй с привкусом лекарств. Пуговицы халата остро врезаются в голую кожу. И пальцам больно. Но Рё сжимает их ещё крепче и притягивает ещё ближе.
- А что будет в конце? – интересуется Рё потом, снова пряча взгляд.
- В конце чего? – услышать ответ на этот вопрос страшно. Потому, что может оказаться, что боятся они одного и того же.
- Вообще в конце. Или в конце твоей практики, - Рё смотрит тоскливо, как будто уже смирился с самым худшим вариантом.
- А как же хэппи энд? «И жили они долго и счастливо»? – Шиге пытается шутить, пусть на шутку это похоже меньше всего.
- А хэппи энда не будет, - отвечает Рё, откидывается на подушку и прикрывает глаза.
- Это ты так думаешь. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Шиге поправляет халат, сегодня он снова будет выторговывать ключ от палаты на ночь. Ночная смена как раз у той медсестры, которой в тот, первый, раз так не повезло нарваться на Аканиши. И Като уже устал напоминать ей, кто именно ей тогда помог. Зато ключ у него точно будет.
- Я вернусь через несколько часов, - обещает он. Нишикидо пытается делать вид, что засыпает, но всё равно не выдерживает и улыбается. Так, как умеет только он. Широко, открыто, словно одному-единственному человеку.
И Шиге думает, что ему не нужно такого счастья, как у Джина с Томохисой, пока этот человек - он.
и последняя сноска
@темы: Kato Shigeaki, Nishikido Ryo, Romance, Angst, AU, Yamashita Tomohisa, PG-13, авторский
-
-
28.11.2011 в 14:40-
-
28.11.2011 в 14:44-
-
28.11.2011 в 16:45Hirojima Asya,
Автор рад, что вам понравилось=)))
-
-
28.11.2011 в 18:52-
-
28.11.2011 в 19:12шикарно
-
-
28.11.2011 в 19:40Liliya), Спасибо=)
-
-
04.12.2011 в 00:02спасибо!
-
-
04.12.2011 в 00:05